У колхозника — единственный сын. И вот когда мальчишка учился еще в шестом классе, попросили отец с матерью в колхозе участок земли и стали сооружать для сына дом. Каменный дом с каменным забором, каменный сарай и т. д. Удивлялись односельчане, спрашивали у колхозника: зачем так рано заботишься об отделении сына? Зачем вообще строить ему дом, ведь вы с женой в преклонном возрасте, а сын-то у вас единственный? Отвечал заботливый отец: у каждого должно быть свое хозяйство...
Учился сын туговато, не любил засиживаться над книгой. В тот день, когда был сдан последний экзамен, собрал все учебники и положил на чердак. Вздохнул с облегчением, спрятал аттестат о среднем образовании на дно материнской скрыни и сразу же пошел на работу в колхоз. Пришло время — пошел служить в армию, а в селе ждал его каменный дом с забитыми окнами. Отслужил, возвратился домой. Собрался жениться, но произошло несчастье: умер отец, а через два месяца слегла в постель и умерла мать. Остался сын один-единственный, стал неожиданным владельцем двух каменных домов. В одном живет он с женой, а в другом поселил дальнюю родственницу, живую, бойкую старушку. Старушка оберегает сад и торгует на рынке яблоками. Подрастает у сына маленький сынок, скоро в школу пойдет. Я часто бываю в этом хорошем приднепровском селе. Спрашиваю у председателя колхоза: как живет, как трудится хозяин двух каменных домов за каменными заборами, двух каменных сараев, двух каменных будок для собак? Председатель задумчиво качает головой и говорит:
— Страшный человек. Пусть у соседа сгорит дом дотла, пусть все поумирают вокруг, пусть Днепр исчезнет — он даже посмотреть не выйдет из своей каменной клетки. Недавно собирали подарки детям Вьетнама. Трудно было собирать: каждый колхозник нес так много вещей, что для отправки всего понадобился бы не один вагон. А когда у того «каменного» спросили, что же он подарит, он ответил: «Без надобности мне он, ваш Вьетнам, жил и проживу без него».
Помолчав, председатель обращается ко мне:
— Вы педагог, знаете человеческую душу... Скажите, почему в нашем обществе есть такие люди? Что их порождает? Ведь что вызывает тревогу: таких, как этот нелюд (к нему в дом никто не ходит, и он ни к кому), не стало меньше, чем было, скажем, десять лет назад. Я знаю у себя в колхозе таких человек семь. Коммунизм не за горами, а у нас благоденствуют люди с каменной душой... Разве можно быть спокойным?
Да, спокойным быть нельзя. Я тридцать три года работаю в школе, и тридцать три года мне не дает покоя мысль: как создать человека с богатой, щедрой, благородной душой, готового отдать свои богатства людям?
Человеческая душа. Я вдумываюсь в эти слова, и вижу тучное поле, на котором надо вырастить пшеничный колос. Не будешь выращивать колоса, не будешь вспахивать почву и орошать ее потом, оплодотворять заботами и тревогами, — поле будет пустым, а на пустыре вырастет чертополох.
Душа не может жить без святыни. Что-то для человека становится дорогим и незыблемым, неискоренимым и неистребимым. Сущность коммунистического воспитания и заключается, по моему твердому убеждению, в том, чтобы в каждом человеческом сердце утверждать истинно человеческую святыню, чтобы полнозерным пшеничным колосом на тучном поле стал наш коммунистический идеал счастья.
Альфой и омегой моей педагогической веры является глубокая вера в то, что человек таков, каково его представление о счастье. Если же мне, воспитателю, — а воспитатель является творцом, созидателем человеческой души, пахарем и сеятелем, — если мне не удалось посеять истинно человеческие, то есть коммунистические, семена счастья, в душе может утвердиться иная святыня, и тогда идолом, богом может стать каменная будка для цепного пса, благополучие «тепленького местечка».
Мы часто говорим и читаем: счастливое детство. Вдумаемся, что это такое и чем оно должно быть, счастливое детство, если ни на минуту не забывать, что наше опоздание хотя бы на один день со вспашкой и посевом на поле человеческой души угрожает появлением ростка чертополоха или первого кирпича будущей каменной будки для цепной собаки. Обычно в понятие «счастливое детство» вкладывается все то, что дается детям: безмятежное времяпрепровождение, отдых в пионерском лагере после занятий (иногда это отдых после безделья), чудесные дворцы и парки и т. д.
Я твердо убежден, что если поле человеческой души питается только этими соками, то подлинного счастья человек никогда по-настоящему не познает и в сердце его никогда не войдет высокий человеческий, то есть коммунистический, идеал. Подлинно коммунистическое воспитание — это прежде всего забота о настоящем человеческом счастье, то есть о жизни во имя идеи, идеала. Да, может быть, кому-то из педагогов это покажется чересчур преждевременным — говорить о жизни ребенка во имя идеи, но я готов спорить, что это именно так. То, что ребенок, подросток, юноша получает из всенародной сокровищницы благ, — это, по существу, плоды всенародного счастья, которые он — ребенок, подросток, юноша — срывает в нашем саду, заботливо и многотрудно выращенном старшими поколениями. Это счастье детства и отрочества — в том, чтобы у человека (а ребенок не будущий человек, но человек уже сегодня) была богатая идейная жизнь.
Что же такое идейная жизнь в детстве, отрочестве и ранней юности? Воспитание превратилось бы в карикатуру, если бы мы заставили ребенка заучивать формулировки коммунистических идей. Коммунистическое — это подлинно человеческое, это вершина человеческого. Свою заботу о богатстве идейной жизни детства, отрочества и ранней юности я вижу в том, чтобы перед сознанием и сердцем ребенка раскрывалась высшая человеческая красота, чтобы детское сердце одухотворялось этой красотой, чтобы человеку, перед которым открывается мир, хотелось быть прекрасным.
У Маркса есть мысль, очень важная для определения идеала воспитания. Коммунистические идеи, писал он, должны превратиться в узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца. Я вижу первую задачу воспитания в том, чтобы в жизни ребенка, особенно в жизни подростка и юноши, чувствование и понимание высшей человеческой красоты — труда и борьбы на благо общества, народа, Отечества, — чтобы чувствование и понимание этого уходило своими корнями в глубины сердца.
Детство — каждодневное открытие мира. Нужно, чтобы это открытие стало прежде всего познанием человека и Отечества. Чтобы в детский ум и сердце входила красота настоящего человека, величие и ни с чем не сравнимая красота Отечества. Я забочусь о том, чтобы, познавая человека, каждый переживал изумление, потрясение, радость, трепет сердца и решимость отстаивать святыни Отечества. Я добиваюсь того, чтобы образ настоящего человека, мысль о нем, душевный порыв были для моего питомца родным, незыблемым, ни с чем не сравнимым.
Не один питомец прошел через мою жизнь, похожий на того сына, из которого вышел нелюд. Они стали бы мещанами и стяжателями, людьми с каменными будками для цепных псов и с каменными сердцами, если бы не удалось утвердить в их сердцах мысль о настоящем человеке и стремление к идеалу.
На всю жизнь остался в моем сердце черноглазый Коля. Его, десятилетнего мальчика, отец заставлял спускать с цепи злого пса на детей, которым хотелось сорвать в саду гроздь винограда, предназначенного на продажу. Сколько раз я испытывал горечь разочарования, и все-таки мне удалось добиться того, что Коля понял человеческую красоту. Он прочитал книгу о большевике Камо (Тер-Петросяне), прочитал, не переводя дыхания, от сумерек до рассвета, и на рассвете пришел ко мне, и я услышал от него взволнованные слова: «Разве можно жить на свете так, как живет мой отец?»
За одну ночь в человеческой душе произошло то, что в других случаях может произойти в течение длительного времени. Коля хотел убежать из дому, и мне с трудом удалось убедить мальчика, что можно обойтись и без этого. Тогда Коля ушел из дому к своему другу — пионеру-однокласснику. Две недели его упрашивал отец вернуться домой. Он вернулся, но жил не по мещанским и домостроевским правилам, а по правилам пионерским, коммунистическим.
Вот что такое идейная жизнь в детские годы. Человек с детства должен видеть мир в свете идеала, чтобы его жизнь была восхождением к вершине идеального. Идея — не заученная истина, которую человек при случае может произнести. Идея — это боль сердца за правду, истину, красоту. А идейное воспитание немыслимо без самостоятельной жизни души, без желания подняться выше в своем нравственном развитии.
Я не один год думал: в чем же выражается наиболее ярко результат воспитания? Когда я имею моральное право сказать: мои усилия принесли плоды? Жизнь убедила: первый и наиболее ощутимый результат воспитания выражается в том, что человек стал думать о самом себе. Задумался над вопросом: что во мне хорошего и что плохого? Самые изощренные методы и приемы воспитания останутся пустыми, если они не приведут к тому, чтобы человек посмотрел на самого себя, задумался над собственной судьбой.
И если меня тревожат и беспокоят поступки того или иного человека, его поведение, — объяснение я ищу в ответе на вопрос: что думает человек о самом себе? С кем и с чем он сравнивает себя, свою жизнь? Что его воодушевляет, восхищает в тех конкретных людях, с которыми он соприкасается? Против чего протестует, негодует его душа?
Видение самого себя, сопоставление и сравнение себя с нравственным идеалом — это тончайшие движения души. Ювелирное мастерство воспитания, в сущности, и заключается в том, чтобы умело руководить этим процессом. Конечная цель педагогического руководства — воспитать человека-патриота, борца, преданного коммунистическим идеалам, человека чистой и благородной души.
Чтобы в человеке утвердилась высокая идея, нужно дать ему азбуку человеческой культуры. Ведь идейная жизнь — это жизнь мысли, разума, на страже которого стоит чуткое сердце. Вот одна из истин моей педагогической веры: в юном сердце и разуме надо воспитывать тонкую чуткость к человеку. Принимать близко к сердцу радости и горести Отечества способен лишь тот, кто не может пройти равнодушно мимо радостей и горестей отдельного человека, кем бы тот ни был: близкий или далекий, знакомый или незнакомый. Идейная жизнь в моей системе практической педагогики начинается с путешествия к человеку.
...Живет у нас в селе восьмидесятилетняя женщина. Когда я с детьми-первоклассниками гуляю по окраинам родного села, мы часто видим ее: одинокая и задумчивая, сидит она под столетним дубом у своей старой хаты. Я рассказываю детям о большом горе: дети этой женщины пали на фронте, братья и сестры умерли. Мы здороваемся с ней и украдкой смотрим ей в глаза. Дети потрясены. Столь глубокого и безысходного страдания они никогда еще не видели.
«Помните, дети, — говорю я, — что у старой женщины четыре сына были храбрыми солдатами, один за другим они пали героической смертью».
Я вижу: у детей моих как бы открываются глаза на мир. Их глаза становятся большими и чуткими к тому, что происходит в окружающем мире. Ночью мы выкапываем куст цветущей розы — приносим ее с землей и сажаем у самой хаты старой женщины. Как важно, чтобы уже в детские годы человек принял близко к сердцу чужую человеческую жизнь, чтобы величие подвига и горя потрясло его, открыло в его сердце те сокровенные уголки, где возникают узы, навеки связывающие человека с идеей, с подвигом и самопожертвованием. Познать по-настоящему человека — это значит познать мир, потому что «каждый человек — это мир, который с ним рождается и с ним умирает» (Генрих Гейне).
Я твердо убежден, что лишь сердце, способное откликнуться на такие тонкие движения души, открыто возвышенным идеям, только в таком сердце живет любовь к добру и красоте во всех ее проявлениях, непримиримость к злу. Еще и еще раз повторяю: богатая идейная жизнь немыслима без познания человека; путешествие к человеку — это та передача юным сердцам моральных богатств, добытых старшими поколениями, без которой не может быть коммунистического воспитания.
Одной из истин моей педагогической веры является безграничная вера в воспитательную силу книги. Школа — это прежде всего книга. Воспитание —прежде всего слово, книга и живые человеческие отношения. К сожалению, книга еще не заняла надлежащего места в воспитании и особенно в самовоспитании детей и юношества. Во многих школах нет умного подбора книг для идейного самовоспитания, а если они и есть, то зачастую стоят на библиотечных полках, как спящие великаны. Мы в своем педагогическом коллективе стремимся к тому, чтобы в школе были все хорошие книги о жизни и борьбе людей, которые являются образцом, путеводной звездой для молодого поколения.
Книга — это могучее орудие, без нее я был бы немым или косноязычным; я не мог бы сказать юному сердцу и сотой доли того, что ему надо сказать и что я говорю. Умная, вдохновенная книга нередко решает судьбу человека.
Я считаю бесценной сокровищницей книги о жизни и борьбе таких людей, как Александр Ульянов и Николай Кибальчич, Дзержинский и Свердлов, Камо и Сергей Лазо, Бабушкин и Юлиус Фучик, Николай Островский и Муса Джалиль, Зоя Космодемьянская и Александр Матросов, Карл Маркс и Владимир Ильич Ленин. Чтение книги о человеке, жизнь которого является образцом, идеалом, — это не только один из этапов познания человека, это важнейший момент самовоспитания. Мы считали бы воспитание неполноценным, если бы в годы отрочества и ранней юности каждый человек не был одухотворен удивительной книгой об удивительной человеческой судьбе, если бы не просидел ночь над этой книгой, встретив рассвет в раздумьях о самом себе, в первой попытке ответить на вопрос: кто я и где мой корень, зачем я живу на свете, что я сделал для своего Отечества и что должен сделать?
Прочитав книгу о настоящем человеке, юный питомец берет в руки мерку, с помощью которой измеряет сам себя. С момента встречи со своей книгой к юному гражданину приходит зрелость мыслей и убеждений, расширяется его горизонт. Он видит себя гражданином своего Отечества, сыном своего народа.
Вот здесь-то и наступает тот период духовного развития, когда от воспитателя в огромной мере зависит, каким станет его питомец. Одухотворенный гражданским видением мира, человек хочет в чем-то проявить и оставить самого себя, в чем-то увидеть свои силы, свой труд и мудрость, свое творчество.
В связи с этим приобретает большое значение духовный, моральный смысл того, что делают руки. Важным для моей педагогической веры является глубокое убеждение, что настоящее педагогическое мастерство начинается там, где вашему питомцу хочется стать хорошим; желание же это утверждается лишь тогда, когда человек в чем-то созданном собственными руками и разумом видит самого себя, гордится собой, переживает ни с чем не сравнимое чувство достоинства творца, созидателя. Отсюда идет начало человеческой неповторимости, его индивидуальности. В переживании гордости творца — источник непримиримости к порокам, рождающим зло: лени, нерадивости, безделью, безразличному отношению к самому себе и к тому, что сделано собственными руками.
Важнейшей сферой духовной жизни моих питомцев является труд. С малых лет наши питомцы трудятся во имя того, чтобы социалистическое Отечество становилось богаче и могущественнее.
Чувствование Отечества — чувствование сердцем, всеми силами души — уходит корнями в раннее детство. Патриотические мысли в годы ранней юности становятся важнейшим духовным богатством человека при том условии, когда юноша, оглядываясь на свой пока еще небольшой пройденный путь, уже имеет моральное право сказать: это я сделал для людей своими руками. Это мой труд в гектаре тучной нивы на том месте, где была бесплодная глина. Это благодаря моему труду умирающая река снова открыла свои родники, потому что мы одели ее берега в зеленый наряд.
Труд, созидание, творчество — понятия многогранные. Человек оставляет себя не только в материальных ценностях, но и в слове, в художественном образе, в другом человеке. Одну из самых тонких граней воспитания я вижу в том, чтобы в годы школьного учения каждый человек оставлял свою мысль, творческие способности, игру своих внутренних духовных сил в слове. Это тоже настолько широкая и сложная проблема духовной жизни человека, что для полного раскрытия ее нужна большая книга.
Творчество словом — это сторона воспитательной работы, которая в нашем коллективе считается одной из самых важных. Составляя сказки, рассказы, создавая словесный образ того, что человек видит, выражая словом движения своей души, человек не просто упражняется в словесном творчестве. Он выявляет свой интеллектуальный мир, утверждает свое достоинство.
Непоколебимая истина моей педагогической веры заключается и в том, что по-настоящему воспитывается лишь тот, кто воспитывает другого человека. Мы заботимся о таких коллективистских взаимоотношениях, при которых бы каждый подросток вкладывал свои силы в воспитание младшего товарища, утверждая в нем лучшие нравственные черты, развивая в нем способности, наклонности, талант.
Мы стоим на пороге осуществления всеобщего среднего образования. Как заставить каждого учиться усердно, как приобщить юношу к богатствам духовной культуры? Эти вопросы волнуют сейчас и учителей, и родителей, и общественность. Я твердо убежден, что надо думать прежде всего о прочной духовно-психологической основе учения. Знания, образованность, книга — все это должно стать для человека духовной потребностью на всю жизнь. Пребывание в стенах школы должно быть не завершением, а лишь началом всестороннего образования, интеллектуального и эстетического совершенствования человека в течение всей его жизни.
Что же является краеугольными камнями этой духовно-психологической основы школы? Идейная жизнь, гражданские убеждения и стремления, чувство гражданского достоинства, человеческая гордость от сознания того, что я не безвестная пылинка, не слабая былинка, а сильная ветвь на могучем дереве, имя которому — Отечество. Духовная, моральная зрелость — это огонек, от которого зажигается порох усердия и прилежания; это свет, при котором перед человеком открывается красота богатой, полноценной жизни, красота познания, красота труда для Отечества, труда пахаря и строителя, инженера и философа, музыканта и астронома.
Со дня основания я читаю журнал «Юность» от корки до корки. Меня радует, что и в «Юности» и в других молодежных журналах и в газетах, особенно в «Комсомольской правде», много хороших, умных статей о воспитании детей и юношества. Но вот что огорчает: несмотря на эти умные статьи и правильные педагогические размышления, еще нередко слышишь от того или иного обывателя о том, что юное поколение нынче не то, что много, мол, развелось пьяниц, подонков и хулиганов и что пора их «скрутить в бараний рог», применить более строгие меры наказания, и все будет хорошо...
Верно, бывают у нас еще и пьяницы и хулиганы, можно встретить, к сожалению, и подонка, но давайте, как писал Ф. М. Достоевский, войдем в зал суда с мыслью о том, что и мы виноваты. Где же они берутся, эти подонки 1950, 1951, 1952 годов рождения? И что с ними делать, куда с ними податься, на Луну отправить, что ли? Как бороться с этими тревожными явлениями: пьянством, хулиганством, цинизмом отдельных наших юношей и девушек?
Я не верю в спасительную силу наказаний, в «закручивание гаек». Да, скальпель необходим, но необходим он тогда, когда есть гнойник. Я не верю в то, что уберечь молодежь от водки можно регламентацией: продавать водку разрешается с такого-то и по такой-то час. Эти меры кажутся мне наивной детской игрой. Они порождают еще большее тяготение к водке у тех, кто жаждет выпить.
Я верю в могучую силу коммунистического воспитания. Верю в то, что детей и юношество можно воспитывать так, чтобы надобности в наказаниях вообще не было. Верю в то, что бутылка водки будет стоять в шкафу много месяцев и молодому человеку не захочется даже вспомнить о ней. Верю в то, что счастье и наслаждение для человека в полной мере откроются в духовной полноте и насыщенности жизни, в идейном богатстве мыслей, стремлений, порывов, в познании красоты и величия бытия, в желании стать завтра лучше, чем сегодня, в повторении собственной красоты в детях, в нетленном и вечном труде на благо людей и Отечества.
Учился сын туговато, не любил засиживаться над книгой. В тот день, когда был сдан последний экзамен, собрал все учебники и положил на чердак. Вздохнул с облегчением, спрятал аттестат о среднем образовании на дно материнской скрыни и сразу же пошел на работу в колхоз. Пришло время — пошел служить в армию, а в селе ждал его каменный дом с забитыми окнами. Отслужил, возвратился домой. Собрался жениться, но произошло несчастье: умер отец, а через два месяца слегла в постель и умерла мать. Остался сын один-единственный, стал неожиданным владельцем двух каменных домов. В одном живет он с женой, а в другом поселил дальнюю родственницу, живую, бойкую старушку. Старушка оберегает сад и торгует на рынке яблоками. Подрастает у сына маленький сынок, скоро в школу пойдет. Я часто бываю в этом хорошем приднепровском селе. Спрашиваю у председателя колхоза: как живет, как трудится хозяин двух каменных домов за каменными заборами, двух каменных сараев, двух каменных будок для собак? Председатель задумчиво качает головой и говорит:
— Страшный человек. Пусть у соседа сгорит дом дотла, пусть все поумирают вокруг, пусть Днепр исчезнет — он даже посмотреть не выйдет из своей каменной клетки. Недавно собирали подарки детям Вьетнама. Трудно было собирать: каждый колхозник нес так много вещей, что для отправки всего понадобился бы не один вагон. А когда у того «каменного» спросили, что же он подарит, он ответил: «Без надобности мне он, ваш Вьетнам, жил и проживу без него».
Помолчав, председатель обращается ко мне:
— Вы педагог, знаете человеческую душу... Скажите, почему в нашем обществе есть такие люди? Что их порождает? Ведь что вызывает тревогу: таких, как этот нелюд (к нему в дом никто не ходит, и он ни к кому), не стало меньше, чем было, скажем, десять лет назад. Я знаю у себя в колхозе таких человек семь. Коммунизм не за горами, а у нас благоденствуют люди с каменной душой... Разве можно быть спокойным?
Да, спокойным быть нельзя. Я тридцать три года работаю в школе, и тридцать три года мне не дает покоя мысль: как создать человека с богатой, щедрой, благородной душой, готового отдать свои богатства людям?
Человеческая душа. Я вдумываюсь в эти слова, и вижу тучное поле, на котором надо вырастить пшеничный колос. Не будешь выращивать колоса, не будешь вспахивать почву и орошать ее потом, оплодотворять заботами и тревогами, — поле будет пустым, а на пустыре вырастет чертополох.
Душа не может жить без святыни. Что-то для человека становится дорогим и незыблемым, неискоренимым и неистребимым. Сущность коммунистического воспитания и заключается, по моему твердому убеждению, в том, чтобы в каждом человеческом сердце утверждать истинно человеческую святыню, чтобы полнозерным пшеничным колосом на тучном поле стал наш коммунистический идеал счастья.
Альфой и омегой моей педагогической веры является глубокая вера в то, что человек таков, каково его представление о счастье. Если же мне, воспитателю, — а воспитатель является творцом, созидателем человеческой души, пахарем и сеятелем, — если мне не удалось посеять истинно человеческие, то есть коммунистические, семена счастья, в душе может утвердиться иная святыня, и тогда идолом, богом может стать каменная будка для цепного пса, благополучие «тепленького местечка».
Мы часто говорим и читаем: счастливое детство. Вдумаемся, что это такое и чем оно должно быть, счастливое детство, если ни на минуту не забывать, что наше опоздание хотя бы на один день со вспашкой и посевом на поле человеческой души угрожает появлением ростка чертополоха или первого кирпича будущей каменной будки для цепной собаки. Обычно в понятие «счастливое детство» вкладывается все то, что дается детям: безмятежное времяпрепровождение, отдых в пионерском лагере после занятий (иногда это отдых после безделья), чудесные дворцы и парки и т. д.
Я твердо убежден, что если поле человеческой души питается только этими соками, то подлинного счастья человек никогда по-настоящему не познает и в сердце его никогда не войдет высокий человеческий, то есть коммунистический, идеал. Подлинно коммунистическое воспитание — это прежде всего забота о настоящем человеческом счастье, то есть о жизни во имя идеи, идеала. Да, может быть, кому-то из педагогов это покажется чересчур преждевременным — говорить о жизни ребенка во имя идеи, но я готов спорить, что это именно так. То, что ребенок, подросток, юноша получает из всенародной сокровищницы благ, — это, по существу, плоды всенародного счастья, которые он — ребенок, подросток, юноша — срывает в нашем саду, заботливо и многотрудно выращенном старшими поколениями. Это счастье детства и отрочества — в том, чтобы у человека (а ребенок не будущий человек, но человек уже сегодня) была богатая идейная жизнь.
Что же такое идейная жизнь в детстве, отрочестве и ранней юности? Воспитание превратилось бы в карикатуру, если бы мы заставили ребенка заучивать формулировки коммунистических идей. Коммунистическое — это подлинно человеческое, это вершина человеческого. Свою заботу о богатстве идейной жизни детства, отрочества и ранней юности я вижу в том, чтобы перед сознанием и сердцем ребенка раскрывалась высшая человеческая красота, чтобы детское сердце одухотворялось этой красотой, чтобы человеку, перед которым открывается мир, хотелось быть прекрасным.
У Маркса есть мысль, очень важная для определения идеала воспитания. Коммунистические идеи, писал он, должны превратиться в узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца. Я вижу первую задачу воспитания в том, чтобы в жизни ребенка, особенно в жизни подростка и юноши, чувствование и понимание высшей человеческой красоты — труда и борьбы на благо общества, народа, Отечества, — чтобы чувствование и понимание этого уходило своими корнями в глубины сердца.
Детство — каждодневное открытие мира. Нужно, чтобы это открытие стало прежде всего познанием человека и Отечества. Чтобы в детский ум и сердце входила красота настоящего человека, величие и ни с чем не сравнимая красота Отечества. Я забочусь о том, чтобы, познавая человека, каждый переживал изумление, потрясение, радость, трепет сердца и решимость отстаивать святыни Отечества. Я добиваюсь того, чтобы образ настоящего человека, мысль о нем, душевный порыв были для моего питомца родным, незыблемым, ни с чем не сравнимым.
Не один питомец прошел через мою жизнь, похожий на того сына, из которого вышел нелюд. Они стали бы мещанами и стяжателями, людьми с каменными будками для цепных псов и с каменными сердцами, если бы не удалось утвердить в их сердцах мысль о настоящем человеке и стремление к идеалу.
На всю жизнь остался в моем сердце черноглазый Коля. Его, десятилетнего мальчика, отец заставлял спускать с цепи злого пса на детей, которым хотелось сорвать в саду гроздь винограда, предназначенного на продажу. Сколько раз я испытывал горечь разочарования, и все-таки мне удалось добиться того, что Коля понял человеческую красоту. Он прочитал книгу о большевике Камо (Тер-Петросяне), прочитал, не переводя дыхания, от сумерек до рассвета, и на рассвете пришел ко мне, и я услышал от него взволнованные слова: «Разве можно жить на свете так, как живет мой отец?»
За одну ночь в человеческой душе произошло то, что в других случаях может произойти в течение длительного времени. Коля хотел убежать из дому, и мне с трудом удалось убедить мальчика, что можно обойтись и без этого. Тогда Коля ушел из дому к своему другу — пионеру-однокласснику. Две недели его упрашивал отец вернуться домой. Он вернулся, но жил не по мещанским и домостроевским правилам, а по правилам пионерским, коммунистическим.
Вот что такое идейная жизнь в детские годы. Человек с детства должен видеть мир в свете идеала, чтобы его жизнь была восхождением к вершине идеального. Идея — не заученная истина, которую человек при случае может произнести. Идея — это боль сердца за правду, истину, красоту. А идейное воспитание немыслимо без самостоятельной жизни души, без желания подняться выше в своем нравственном развитии.
Я не один год думал: в чем же выражается наиболее ярко результат воспитания? Когда я имею моральное право сказать: мои усилия принесли плоды? Жизнь убедила: первый и наиболее ощутимый результат воспитания выражается в том, что человек стал думать о самом себе. Задумался над вопросом: что во мне хорошего и что плохого? Самые изощренные методы и приемы воспитания останутся пустыми, если они не приведут к тому, чтобы человек посмотрел на самого себя, задумался над собственной судьбой.
И если меня тревожат и беспокоят поступки того или иного человека, его поведение, — объяснение я ищу в ответе на вопрос: что думает человек о самом себе? С кем и с чем он сравнивает себя, свою жизнь? Что его воодушевляет, восхищает в тех конкретных людях, с которыми он соприкасается? Против чего протестует, негодует его душа?
Видение самого себя, сопоставление и сравнение себя с нравственным идеалом — это тончайшие движения души. Ювелирное мастерство воспитания, в сущности, и заключается в том, чтобы умело руководить этим процессом. Конечная цель педагогического руководства — воспитать человека-патриота, борца, преданного коммунистическим идеалам, человека чистой и благородной души.
Чтобы в человеке утвердилась высокая идея, нужно дать ему азбуку человеческой культуры. Ведь идейная жизнь — это жизнь мысли, разума, на страже которого стоит чуткое сердце. Вот одна из истин моей педагогической веры: в юном сердце и разуме надо воспитывать тонкую чуткость к человеку. Принимать близко к сердцу радости и горести Отечества способен лишь тот, кто не может пройти равнодушно мимо радостей и горестей отдельного человека, кем бы тот ни был: близкий или далекий, знакомый или незнакомый. Идейная жизнь в моей системе практической педагогики начинается с путешествия к человеку.
...Живет у нас в селе восьмидесятилетняя женщина. Когда я с детьми-первоклассниками гуляю по окраинам родного села, мы часто видим ее: одинокая и задумчивая, сидит она под столетним дубом у своей старой хаты. Я рассказываю детям о большом горе: дети этой женщины пали на фронте, братья и сестры умерли. Мы здороваемся с ней и украдкой смотрим ей в глаза. Дети потрясены. Столь глубокого и безысходного страдания они никогда еще не видели.
«Помните, дети, — говорю я, — что у старой женщины четыре сына были храбрыми солдатами, один за другим они пали героической смертью».
Я вижу: у детей моих как бы открываются глаза на мир. Их глаза становятся большими и чуткими к тому, что происходит в окружающем мире. Ночью мы выкапываем куст цветущей розы — приносим ее с землей и сажаем у самой хаты старой женщины. Как важно, чтобы уже в детские годы человек принял близко к сердцу чужую человеческую жизнь, чтобы величие подвига и горя потрясло его, открыло в его сердце те сокровенные уголки, где возникают узы, навеки связывающие человека с идеей, с подвигом и самопожертвованием. Познать по-настоящему человека — это значит познать мир, потому что «каждый человек — это мир, который с ним рождается и с ним умирает» (Генрих Гейне).
Я твердо убежден, что лишь сердце, способное откликнуться на такие тонкие движения души, открыто возвышенным идеям, только в таком сердце живет любовь к добру и красоте во всех ее проявлениях, непримиримость к злу. Еще и еще раз повторяю: богатая идейная жизнь немыслима без познания человека; путешествие к человеку — это та передача юным сердцам моральных богатств, добытых старшими поколениями, без которой не может быть коммунистического воспитания.
Одной из истин моей педагогической веры является безграничная вера в воспитательную силу книги. Школа — это прежде всего книга. Воспитание —прежде всего слово, книга и живые человеческие отношения. К сожалению, книга еще не заняла надлежащего места в воспитании и особенно в самовоспитании детей и юношества. Во многих школах нет умного подбора книг для идейного самовоспитания, а если они и есть, то зачастую стоят на библиотечных полках, как спящие великаны. Мы в своем педагогическом коллективе стремимся к тому, чтобы в школе были все хорошие книги о жизни и борьбе людей, которые являются образцом, путеводной звездой для молодого поколения.
Книга — это могучее орудие, без нее я был бы немым или косноязычным; я не мог бы сказать юному сердцу и сотой доли того, что ему надо сказать и что я говорю. Умная, вдохновенная книга нередко решает судьбу человека.
Я считаю бесценной сокровищницей книги о жизни и борьбе таких людей, как Александр Ульянов и Николай Кибальчич, Дзержинский и Свердлов, Камо и Сергей Лазо, Бабушкин и Юлиус Фучик, Николай Островский и Муса Джалиль, Зоя Космодемьянская и Александр Матросов, Карл Маркс и Владимир Ильич Ленин. Чтение книги о человеке, жизнь которого является образцом, идеалом, — это не только один из этапов познания человека, это важнейший момент самовоспитания. Мы считали бы воспитание неполноценным, если бы в годы отрочества и ранней юности каждый человек не был одухотворен удивительной книгой об удивительной человеческой судьбе, если бы не просидел ночь над этой книгой, встретив рассвет в раздумьях о самом себе, в первой попытке ответить на вопрос: кто я и где мой корень, зачем я живу на свете, что я сделал для своего Отечества и что должен сделать?
Прочитав книгу о настоящем человеке, юный питомец берет в руки мерку, с помощью которой измеряет сам себя. С момента встречи со своей книгой к юному гражданину приходит зрелость мыслей и убеждений, расширяется его горизонт. Он видит себя гражданином своего Отечества, сыном своего народа.
Вот здесь-то и наступает тот период духовного развития, когда от воспитателя в огромной мере зависит, каким станет его питомец. Одухотворенный гражданским видением мира, человек хочет в чем-то проявить и оставить самого себя, в чем-то увидеть свои силы, свой труд и мудрость, свое творчество.
В связи с этим приобретает большое значение духовный, моральный смысл того, что делают руки. Важным для моей педагогической веры является глубокое убеждение, что настоящее педагогическое мастерство начинается там, где вашему питомцу хочется стать хорошим; желание же это утверждается лишь тогда, когда человек в чем-то созданном собственными руками и разумом видит самого себя, гордится собой, переживает ни с чем не сравнимое чувство достоинства творца, созидателя. Отсюда идет начало человеческой неповторимости, его индивидуальности. В переживании гордости творца — источник непримиримости к порокам, рождающим зло: лени, нерадивости, безделью, безразличному отношению к самому себе и к тому, что сделано собственными руками.
Важнейшей сферой духовной жизни моих питомцев является труд. С малых лет наши питомцы трудятся во имя того, чтобы социалистическое Отечество становилось богаче и могущественнее.
Чувствование Отечества — чувствование сердцем, всеми силами души — уходит корнями в раннее детство. Патриотические мысли в годы ранней юности становятся важнейшим духовным богатством человека при том условии, когда юноша, оглядываясь на свой пока еще небольшой пройденный путь, уже имеет моральное право сказать: это я сделал для людей своими руками. Это мой труд в гектаре тучной нивы на том месте, где была бесплодная глина. Это благодаря моему труду умирающая река снова открыла свои родники, потому что мы одели ее берега в зеленый наряд.
Труд, созидание, творчество — понятия многогранные. Человек оставляет себя не только в материальных ценностях, но и в слове, в художественном образе, в другом человеке. Одну из самых тонких граней воспитания я вижу в том, чтобы в годы школьного учения каждый человек оставлял свою мысль, творческие способности, игру своих внутренних духовных сил в слове. Это тоже настолько широкая и сложная проблема духовной жизни человека, что для полного раскрытия ее нужна большая книга.
Творчество словом — это сторона воспитательной работы, которая в нашем коллективе считается одной из самых важных. Составляя сказки, рассказы, создавая словесный образ того, что человек видит, выражая словом движения своей души, человек не просто упражняется в словесном творчестве. Он выявляет свой интеллектуальный мир, утверждает свое достоинство.
Непоколебимая истина моей педагогической веры заключается и в том, что по-настоящему воспитывается лишь тот, кто воспитывает другого человека. Мы заботимся о таких коллективистских взаимоотношениях, при которых бы каждый подросток вкладывал свои силы в воспитание младшего товарища, утверждая в нем лучшие нравственные черты, развивая в нем способности, наклонности, талант.
Мы стоим на пороге осуществления всеобщего среднего образования. Как заставить каждого учиться усердно, как приобщить юношу к богатствам духовной культуры? Эти вопросы волнуют сейчас и учителей, и родителей, и общественность. Я твердо убежден, что надо думать прежде всего о прочной духовно-психологической основе учения. Знания, образованность, книга — все это должно стать для человека духовной потребностью на всю жизнь. Пребывание в стенах школы должно быть не завершением, а лишь началом всестороннего образования, интеллектуального и эстетического совершенствования человека в течение всей его жизни.
Что же является краеугольными камнями этой духовно-психологической основы школы? Идейная жизнь, гражданские убеждения и стремления, чувство гражданского достоинства, человеческая гордость от сознания того, что я не безвестная пылинка, не слабая былинка, а сильная ветвь на могучем дереве, имя которому — Отечество. Духовная, моральная зрелость — это огонек, от которого зажигается порох усердия и прилежания; это свет, при котором перед человеком открывается красота богатой, полноценной жизни, красота познания, красота труда для Отечества, труда пахаря и строителя, инженера и философа, музыканта и астронома.
Со дня основания я читаю журнал «Юность» от корки до корки. Меня радует, что и в «Юности» и в других молодежных журналах и в газетах, особенно в «Комсомольской правде», много хороших, умных статей о воспитании детей и юношества. Но вот что огорчает: несмотря на эти умные статьи и правильные педагогические размышления, еще нередко слышишь от того или иного обывателя о том, что юное поколение нынче не то, что много, мол, развелось пьяниц, подонков и хулиганов и что пора их «скрутить в бараний рог», применить более строгие меры наказания, и все будет хорошо...
Верно, бывают у нас еще и пьяницы и хулиганы, можно встретить, к сожалению, и подонка, но давайте, как писал Ф. М. Достоевский, войдем в зал суда с мыслью о том, что и мы виноваты. Где же они берутся, эти подонки 1950, 1951, 1952 годов рождения? И что с ними делать, куда с ними податься, на Луну отправить, что ли? Как бороться с этими тревожными явлениями: пьянством, хулиганством, цинизмом отдельных наших юношей и девушек?
Я не верю в спасительную силу наказаний, в «закручивание гаек». Да, скальпель необходим, но необходим он тогда, когда есть гнойник. Я не верю в то, что уберечь молодежь от водки можно регламентацией: продавать водку разрешается с такого-то и по такой-то час. Эти меры кажутся мне наивной детской игрой. Они порождают еще большее тяготение к водке у тех, кто жаждет выпить.
Я верю в могучую силу коммунистического воспитания. Верю в то, что детей и юношество можно воспитывать так, чтобы надобности в наказаниях вообще не было. Верю в то, что бутылка водки будет стоять в шкафу много месяцев и молодому человеку не захочется даже вспомнить о ней. Верю в то, что счастье и наслаждение для человека в полной мере откроются в духовной полноте и насыщенности жизни, в идейном богатстве мыслей, стремлений, порывов, в познании красоты и величия бытия, в желании стать завтра лучше, чем сегодня, в повторении собственной красоты в детях, в нетленном и вечном труде на благо людей и Отечества.
---
Я питав (себе і колег): Макаренко і Сухомлинський - це НУШ? В одному і другому місці. Переглядів багато, а відповідь ніхто не дав... Думають, визначаються - це добре.
Немає коментарів:
Дописати коментар